Дорогой друг Декстер - Страница 63

“О, Боже, о чем, черт возьми, ты думал? Боже мой, мы должны выбраться отсюда.” Его голос звучал близко к панике, как если бы в любую секунду он мог снова начать кричать.

“Хорошо,” сказал я. “Давай поставим тебя на твои, э, ногу.” Я надеялся, что он не почувствовал мое затруднение; я не хотел казаться безчувственным, но все эти недостающие конечности требовали небольшого переоборудования словарного запаса. Но Чацкий промолчал, просто протянув руку. Я помог ему встать, и он прислонился к столу. “Просто дай мне несколько секунд, чтобы проверить другие комнаты,” сказал я. Он смотрел на меня влажными умоляющими глазами, но ничего не сказал, и я поспешно прошелся по дому.

В главной комнате, где находился Чацкий, было не на что смотреть кроме рабочего инвентаря доктор Данко. У него было несколько очень хороших режущих инструментов, и после осторожного рассмотрения этических принципов, я взял один из самых лучших себе: красивое лезвие, созданное чтобы прорубать самую волокнистую плоть. Было несколько рядов наркотиков; названия почти ничего не значили для меня, за исключением нескольких бутылок барбитуратов. Я не нашел никаких зацепок, ни раздавленного спичечного коробка с написанным телефонным номером, ни квитанции из химчистки, ничего.

Кухня была практически дубликатом кухни в первом доме. Маленький разбитый холодильник, горячая плита, карточный стол с одним складным стулом, и всё. На столешнице стояло полкоробки пончиков с огромным тараканом на одном из них. Он смотрел на меня, как будто собирался бороться за пончик, так что я оставил его ему.

Я вернулся к главной комнате, чтобы обнаружить Чацкого, всё ещё опирающегося на стол. “Быстрее,” сказал он. “ Христа ради, идем уже.”

“Еще одна комната,” возразил я. Я пересек комнату и открыл дверь напротив кухни. Как я и ожидал, это оказалась спальня. В одном углу стояла раскладушка, а на раскладушке лежала груда одежды и сотовый телефон. Рубашка выглядела знакомо, и у меня возникла мысль, откуда она, возможно, появилась. Я вытащил собственный телефон и набрал номер сержанта Доакса. Телефон на вершине кучи начал звонить.

“О, ладно,” сказал я. Я разъединился и пошел забирать Чацкого.

Он был там, где я оставил его, хотя казалось, что он сбежал бы, если бы смог. “Давай, Христа ради, поторопись,” сказал он. “Иисусе, я почти чувствую его дыхание на своей шее.” Он повернул голову к черному ходу, затем к кухне и, когда я приближился поддержать его, его взгляд уперся в зеркало, которое висело на стене.

В течение долгого момента он пялился на свое отражение, затем резко упал, как будто из него вытащили все кости. «Боже», сказал он, и снова заплакал. “О, Боже.”

“Идём,” сказал я. “Давай двигаться.”

Чацкий задрожал и покачал головой. “Я не мог даже пошевелиться, только лежал там и слушал, что он делал с Френком. Он казался таким счастливым – 'Ваше предположение? Нет? Хорошо, тогда – рука. ’А потом звук пилы, и –”

“Чацкий,” сказал я.

“И затем когда он разбудил меня здесь, он сказал, ‘Семь,’ и, 'Ваше предположение.’ А затем…

Конечно, всегда интересно послушать рассказ о чужой технике, но Чацкий кажется собирался потерять весь самоконтроль, который имел в запасе, а я не мог позволить ему обслюнявить другую половину моей рубашки. Так что я приблизился и схватил его за неповрежденную руку. “Чацкий. Пошли. Уходим отсюда,” сказал я.

Он посмотрел на меня, словно не понимал, где находится, расширив глаза до предела, и затем опять на зеркало. “О Боже,” сказал он. Потом сделал глубокий рваный вдох и встал, будто по сигналу воображаемого горна. “Не так уж и плохо,” сказал он. “Я жив.”

“Да, ты жив,” подтвердил я. “И если мы пойдем, то оба сможем такими и остаться.”

“Верно,” сказал он. Он решительно отвернулся от зеркала и положил здоровую руку мне на плечо. "Пойдем."

У Чацкого, видимо не было опыта ходьбы на одной ноге, но он вспыхнул от гнева и сгруппировался, тяжело опираясь на меня между каждым прыжком. Даже без недостающих частей, он всё еще оставался крупным мужчиной, и для меня это было тяжелой работой. Как раз перед мостом он притормозил ненадолго и просмотрел сквозь цепное ограждение. “Он бросил мою ногу туда,” сказал он, “аллигаторам. Он убедился, что я смотрю. Он подержал её так, чтобы я видел, а затем бросил, и вода закипела как…” Я уловил нарастающие нотки истерии в его голосе, но он тоже их услышал, остановился, вздохнул, дрожа, и сказал что-то вроде, “Ладно. Пойдем отсюда”

Мы вернулись к воротам, не совершав более экскурсий по аллеям памяти, и Чацкий навалился на забор, пока я открывал ворота. Потом мы с ним допрыгали до пассажирского сиденья, я сел за руль, и завел мотор. Когда его осветил свет, Чацкий откинулся назад на своём сиденье, и закрыл глаза. “Спасибо, приятель,” сказал он. “Я твой должник. Спасибо.”

“Пожалуйста,” ответил я. Я повернул машину и направился к выезду из Переулка Аллигатора. Я думал, что Чацкий заснул, но на середине пути по грунтовой дороге он заговорил.

“Я рад, что твоей сестры здесь не было,” сказал он. “Увидеть меня таким. Это … Слушай, я действительно должен собраться, прежде чем…” Он резко остановился и полминуты молчал. Мы тряслись по тёмной дороге в тишине. Тишина была приятным изменением. Я задавался вопросом, где Доакс и что он делает. Или возможно, что делают с ним. В связи с этим, я думал, где находится Рейкер и как скоро я смогу привезти его куда-то ещё. Куда-нибудь в тихое местечко, где я смогу подумать и поработать в мире. Я задумался о размере арендной платы за Ферму Аллигаторов Блейлока.