“Да, следовать за ним вверх тормашками и под водой оказалось несколько тяжелее, чем я думал,” сказал я. “В следующий раз вы попробуете эту часть, а мы будем стоять на берегу и жаловаться.”
Доакс впился в меня взглядом и буркнул. Потом он встал на колени около Деборы и спросил, “Ты ранена?”
“Ключица,” сказала она. “Она сломана.” Шок быстро проходил, и она боролась с болью, закусив губу и делая рваные вдохи. Я надеялся, что у медработников было для неё что-нибудь поэффективнее.
Доакс ничего не сказал; просто обратил прожектор своего взгляда на меня. Дебора схватила его за руку своей здоровой рукой. «Доакс», сказала она, и он повернулся назад к ней. “Найдите его.” Он просто смотрел, как она стискивает зубы и задыхался от очередной волны боли.
“Пройдем здесь,” сказал один из медработников. Это был тощий молодой парень с шипастой прической, и они со старшим более толстым напарником прокатили носилки через пролом в цепной изгороди, сделанный автомобилем Деб. Доакс попытался встать, чтобы позволить им добраться до Деборы, но она с удивительной силой вцепилась в его руку.
“Найдите его,” повторила она снова. Доакс просто кивнул, но ей оказалось достаточно. Дебора отпустила его руку, и он встал, чтобы дать место медикам. Они провели поверхностный осмотр Деб, перенесли её на носилки, подняли, и понесли к ожидающей санитарной машине. Я наблюдал, за ними, задаваясь вопросом, что случилось с нашим дорогим другом в белом фургоне. У него спустила шина … как далеко он смог добраться? Казалось вероятным, что он попытается сменить транспортное средство, вместо того чтобы остановиться и вызвать AAA, чтобы помочь ему заменить шину. Так что где-нибудь поблизости, мы весьма вероятно, обнаружим брошенный фургон и угон автомобиля.
В невероятно щедром, учитывая его отношение ко мне, порыве, я двинулся, чтобы озвучит Доаксу мои мысли. Но едва я сделал полтора шага в его направлении, как услышал шум, приближающийся к нам. Я повернулся взглянуть.
Бегущий к нам посреди улицы низкорослый парень средних лет был одет в шорты и ничего больше. Его живот нависал над ремнем его шорт и дико колыхался на бегу, было ясно что он не часто бегал, и он делал это тяжелее для себя, размахивая руками вокруг головы и крича, “Эй! Эй! Эй!” на бегу. К тому времени, когда он пересек скат от I-95 и добрался до нас, он сбил дыхание, слишком сильно задыхаясь для членораздельной речи, но у меня было довольно хорошее предположение, о чем он хотел сказать.
“Ву рхо,” выпалил он, и я понял, что его одышка объединилась с кубинским акцентом, и он пытается сказать, “фургон.”
“Белый фургон? С лопнувшей шиной? И Ваш автомобиль попал,” сказал я, и Доакс посмотрел на меня.
Но задыхающийся человек покачал головой. “Белый фургон, точно. Я услышал, мне показалось, что внутри собака, возможно раненая,” сказал он, и сделал паузу для глубокого вдоха, чтобы он смог должным образом передать весь ужас того, что увидел. “А затем …”
Но он впустую тратил свое драгоценное дыхание. Мы с Доаксом уже бежали по улице в направлении, с которого он прибыл.
Сержант Доакс видимо забыл, что собирался следить за мной, потому что он перегнал меня на добрые двадцать ярдов. Конечно, наличие обоих ботинок давало ему большое преимущество, но тем не менее двигался он весьма шустро. Фургон вынесло на тротуар перед бледно-оранжевым домом, окруженным оградой из кораллового камня. Передний бампер ударил по угловому камню и выбил его, задняя часть автомобиля была развернута в сторону улицы, так что мы могли видеть ярко желтый цвет таблички «Выберите Жизнь».
К тому времени, когда я догнал Доакса, он уже открывал заднюю дверь, и я услышал исходящие оттуда мяукающие звуки. Толи на сей раз это звучало не настолько по-собачьи, толи я просто привык. На этот раз звук был немного выше, и чуть более изменчив, скорее пронзительное бульканье чем йодль, но все равно узнаваемый как голос одного из живых мертвецов.
Оно было привязано к автомобильному сидению без спинки, поставленному поперек, чтобы занять всю длину кузова. Глаза в гнездах без век дико катались вперед-назад, вверх-вниз, безгубый и беззубый рот был застыл в круглом O, и оно корчилось так же, как корчится младенец, но без рук и ног оно не могло сделать никаких существенных движений.
Доакс присел около него, смотря вниз на остатки лица с интенсивной нехваткой выражения. «Френк», сказал он, и вещь катнула свои глаза к нему. Вой на мгновение затих, затем возобновился на более высокой ноте, с возобновившейся мукой, которая, казалось, умоляла о чем-то.
“Вы его узнали?” спросил я.
Доакс кивнул. “Френк Обри.”
“Откуда вы знаете?” Поскольку действительно, все бывшие люди в подобном состоянии будут ужасно трудно различимы. Единственная примета, которую я мог видеть, была морщинами на лбу.
Доакс буркнул и кивнул в сторону шеи, продолжая смотреть на это. “Татуировка. Это – Френк.” Он снова что-то проворчал, наклонившись вперед и щелкнув маленьким кусочком почтовой бумаги, приклеенной к скамье. Я наклонился чтобы взглянуть: той же самой небрежной рукой, что я видел прежде, доктор Данко написал ЧЕСТЬ.
“Зови медиков,” велел Доакс.
Я поспешил туда, где они начали закрывать заднюю дверь санитарной машины. “Возьмете еще одного?” спросил я. “Много места он не займет, но он нуждается в сильных успокоительных.”
“В каком он состоянии?” спросил меня тип с прической в виде шипов.
Это был очень хороший вопрос, но единственный ответ, пришедший мне в голову, показался немного легкомысленным, так что я сказал только: “думаю, вам тоже понадобится сильное успокоительное.”